Двойное дно. Что думают эксперты о поисках клеветы в Интернете.
22.04.2018Госдума приняла в третьем и окончательном чтении закон о блокировке в Интернете сведений, порочащих честь, достоинство или деловую репутацию гражданина и юридического лица. По мнению авторов законопроекта, нововведение позволит повысить уровень исполнения решений по делам о защите чести и достоинства. Как распознать порочащую информацию и почему старые уловки уже не спасут журналистов и блогеров, рассказали порталу iz.ru эксперты.
Оксана Грунченко, кандидат филологических наук, заведующая справочной службой русского языка Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН.
Клевета с лингвистической точки зрения ничем не отличается от порочащих сведений. Лингвист и в том, и в другом случае оценивает наличие у информации негативного характера и утвердительной формы. Дифференциальный признак для клеветы — заведомая ложность порочащих сведений, то есть негативных сведений в форме утверждения. Но установление заведомости и ложности — за пределами компетенции лингвиста, как эксперта (проводящего экспертизу по определению суда или следователя), так и специалиста (предоставляющего консультацию стороне по запросу). К сожалению, из последовательности процессуальных действий в ходе назначения экспертизы иногда выпадают такие важные, по моему мнению, этапы как получение консультаций у эксперта относительно корректности предложенных формулировок вопросов и направление ему запроса относительно возможности принять экспертизу к производству. Иногда предложенные стороной формулировки вопросов могут быть настолько некорректны, что эксперту приходится объяснять, почему он не может провести экспертизу, отвечая на них. Например, нельзя поставить перед экспертом-лингвистом вопрос, являются ли сообщенные сведения клеветой. На этот вопрос должен дать ответ суд после рассмотрения всех доказательств. За всё время моей практики в качестве специалиста и эксперта случаи, когда заключение рассматривалось в рамках дела о клевете, можно перечесть по пальцам — и десятка, наверное, не наберется. При этом доказывание того, что кем-либо распространялись порочащие сведения, но распространитель изначально был осведомлен об их ложности — задача трудная и выходящая за рамки лингвистической экспертизы. Сразу вспоминаю случай, когда сделать это удалось. Журналист обвинил чиновников в нецелевом расходовании денежных средств из бюджета по определенным статьям, назвал в публикации конкретные суммы, при этом оказалось, что еще до выхода «разоблачительной» публикации в свет он сам направлял запрос в соответствующие организации и получил официальные ответы, которые не давали повода усомниться в их достоверности. Наличие запросов и ответов на них и послужило основанием для принятия судебного решения — автор не мог не знать, что отчетность в порядке и каких-либо злоупотреблений нет. Понятно, что это устанавливалось в рамках судебного следствия, а не лингвистом. Однозначного ответа на вопрос, можно ли избежать ответственности, используя формулировки «по мнению автора», «по нашим оценкам», «как представляется», нет. Ситуации могут быть разными. Например, если в публикации есть одна фраза с таким оборотом, то сообщенные в ней негативные сведения не будут сочтены утверждением, следовательно, не могут рассматриваться как порочащие, так как не могут быть проверены с точки зрения соответствия или несоответствия действительности. Тогда о какой заведомой их ложности может идти речь? Но часто ситуация иная. В тексте множество содержащих негативную информацию фрагментов, каждый из которых снабжен автором, с оглядкой, маркерами мнения, иногда и не одним, а двумя-тремя сразу. В этом случае речь о клевете, скорее всего, тоже идти не будет, но вот от ответственности вовсе уйти такой «осторожный» автор тоже не сможет — весьма вероятно, придется ему отвечать за злоупотребление правом.
Андрей Лосев, руководитель Центра специальных исследований и экспертиз, имеет аккредитацию Роскомнадзора.
При лингвистической и психолингвистической экспертизах изучаются речевое поведение человека, слова, их последовательность, тональность, эмоция, предпосылки и контекст. То есть это не как в анекдоте, когда гаишника каким-то словом обозвали, но это не оскорбление потому, что это слово в словаре имеет другое значение. Когда пытаются представить информацию не в форме утверждения, а мнения, это, наоборот, может указывать на умысел, на то, что человек, который пишет, понимает, что он оскорбляет, клевещет. Эксперты же тоже не дураки. Они понимают, что автор использует эти обороты для того, чтобы избежать ответственности. И при психолого-лингвистической экспертизе можно делать вывод о том, что автор умышленно дискредитирует человека. Экспертизы проводятся по методикам: психологического, лингвистического, автороведческого изучения текста, используются общенаучные методы исследования текста. Все они описаны в учебниках. Для того, чтобы проводить экспертизу, по закону достаточно, чтобы лицо было «сведущим» и имело высшее образование — без уточнения, какое. Написать может кто угодно и что угодно. Вопрос в другом — устоит ли это как доказательство в суде. Нужны документы, чтобы подтвердить компетентность, один из них — соответствующий диплом. Если у человека филологическое образование, а он проводит психолого-лингвистическую экспертизу, он выходит в части психологии за рамки компетенции. Если человек психолог, и он проводит лингвистическую, он выходит за рамки компетенции. Экспертиза, и лингвистическая, и психолингвистическая, делится на судебную и внесудебную. Если суд решает, что надо провести экспертизу, то выводы эксперта рассматриваются судом как отдельные доказательства. Если обратился адвокат, прокурор или частное лицо — исследование может быть проведено только в рамках внесудебной экспертизы, и выводы ее рассматриваются как доказательство, предоставленное стороной. Судебный эксперт в работе не вправе использовать никакие материалы кроме тех, которые суд предоставил и указал в своем определении. Закон прямо запрещает самостоятельно собирать какие-то сведения, данные, доказательства. Если вдруг в том, что предоставил суд, есть ложные данные, эксперт не вправе идти и проверять. Если эксперт пишет, что в материалах есть клевета, а суд решает, что ее нет, значит, у суда появились еще какие-то факторы. Судебная экспертиза проводится для того, чтобы разъяснить что-то суду. Решение выносится не только на основе экспертизы, а на основе совокупности факторов. Какие-то материалы ведь могут оказаться в распоряжении суда после того, как прошла экспертиза. А эксперты могут не знать об этом. Из дел, с которыми мы работаем, об оскорблении чести и достоинства — не более 10%. Сложно даже выделить что-то, что на первом месте, всего много. Экспертиз по поводу печатной продукции — публикаций в газетах и журналах — стало совсем мало в связи с тем, что уровень квалификации корреспондентов существенно повысился. Сейчас все — в интернете и блогах.
Эмоционально-риторические структуры.
Высказывания экспертов о том, что суд, а не судебный эксперт выносит решение, хорошо иллюстрирует разбирательство, прошедшее недавно в Ханты-Мансийске. Руководители компании «Югорское управление инвестиционно-строительными проектами» требовали удалить с сайта «ЮграPRO» информацию о том, что в их «карманах <...> могло осесть до 500 миллионов рублей», после чего опубликовать на сайте опровержение и выплатить им на двоих 1 млн рублей. Была проведена лингвистическая экспертиза статьи, где, в частности, говорилось, что «автор приводит факты, которые сами по себе не являются дискредитирующими, но выглядят таковыми из-за использования эмоционально-риторических структур». Исследовав это заключение эксперта, суды разных инстанций вынесли противоположные решения. Первая и апелляционная инстанции, ссылаясь на выводы лингвиста, удовлетворили иск о защите чести и достоинства. Суд кассационной инстанции с ними не согласился и в иске отказал. А после него Верховный суд РФ не нашел оснований для передачи дела на рассмотрение в Коллегию по экономическим спорам. Что примечательно, первую заметку с сайта удалили. Но после вердикта Верховного суда появилась вторая. В ней говорится, что суд признал законным мнение о том, что руководители компании, «как говорил Аркадий Райкин, воруют не с прибыли, а с убытков» — одна из формулировок, из-за которых был изначально подан иск.
Законопроект после пожара в Кемерово.
Действующее законодательство дает гражданину право добиваться в суде опровержения сведений, порочащих его честь и достоинство в случае, если не будет доказана их достоверность. Истец вправе потребовать удалить соответствующую информацию из интернета. Однако ответчики нередко игнорируют это решение, эффекта не дают даже штрафы, говорится в пояснительной записке к законопроекту. Документ призван повысить уровень исполнения решений по делам, заявил «Известиям» работавший над документом заместитель главы комитета по безопасности Госдумы Эрнест Валеев. Согласно, законопроекту, составленному депутатами от «Единой России», блокировка должна происходить в течение одного рабочего дня после того, как пристав-исполнитель направит постановление об ограничении доступа в Роскомнадзор. Инициатива депутатов может быть связана со спекуляциями, которые распространялись в соцсетях после трагедии в Кемерово, считает директор по исследованиям фонда ИСЭПИ Александр Пожалов. — Тогда вновь встал вопрос о том, насколько регулирование распространения информации в интернете, в том числе непроверенной или недостоверной, адекватно существующим угрозам, — сказал Пожалов. По мнению эксперта, количество судебных процессов и решений о недостоверности данных со временем будет расти. Распространение различных спекуляций о коррупционных действиях или обвинениях личного характера является элементом политической борьбы, напомнил он. В связи с этим вполне логично решение госдеятелей, кандидатов на выборах, политиков и крупных бизнесменов идти по пути судебного регулирования этой сферы и искать более эффективные механизмы реализации «права на забвение».